Литагент «Ридеро» - И снег приносит чудеса
Это была старая привычка Шмакова. У него была заботливая бабушка, которая каждое утро провожая Гену в школу, клала ему в портфель бутерброды. Иногда бутерброды вываливались из портфеля, когда Гена доставал учебники и тетради. Одноклассники смеялись и подтрунивали над Шмаковым. Тогда он решил прятать бутерброды в карманах. Так продолжалось десять лет! Каждый день! За такое время, даже если не захочешь, привыкнешь, как миленький. Гена и привык. Сначала ему казалось, что это дикость – взрослый вроде парень, а в к кармане бутерброды! Но со временем это стало очень даже удобно. В студенческие годы все знали, куда бежать, если вдруг захочется перекусить – к Гене Шмакову!
Котенок на римской улице, впрочем, есть не просил. Он просил большего. Ему недоставало тепла и ласки. Жить на улице, даже если это улица древнего Рима, не очень-то приятно. Переводчица Франческа тоже был не чужда любви к братьям нашим меньшим. Она тут же подхватила котенка, посадила его в дамскую сумочку и, схватив Шмакова за руку, потащила его в сторону Торре Арджентина. Рядышком с развалинами знаменитой башни бывшая оперная певица Сильвия Вивиани организовала кошачий приют. Римляне собирали бродячих котов по улицам и тащили их сюда, в надежде, что любому представителю кошачьего семейства здесь найдут кров и корм. Так и было.
Сильвия приняла котика благосклонно. Вопросов не задавала. Только громко по-итальянски восхищалась «руссо туристо», который нашел котенка, а то могло замерзнуть нежное создание на улице или просто попасть в какую-нибудь неприятную ситуацию. Слов, эмоций и чувств было много. Шмакову казалось, что он спаситель всех римских котов. Во время разговора с хозяйкой не меньше дюжины собралось вокруг них. Скорее всего их интересовал не русский технолог дизельных двигателей, а запах недоеденного бутерброда из кармана брюк. Они так быстро рванули с Франческой на Торре Арджентина, что Шмаков даже не успел его завернуть как следует. И теперь правый карман его новых штанов предательски сигналил жирным пятном. Шмаков достал бутерброд и бережно опустил его на землю, не зная, кому из котов предложить его первому. Дюжина котов, две дюжины глаз в этот момент напряглись. Изумилась гаттара Сильвия. Застыла переводчица Франческа. Над площадью, помнившей римских императоров повисла звенящая тишина. И тут котенок, который все это время сидел на коленях у хозяйки кошачьего приюта, невозмутимо спрыгнул на землю и мгновенно оказался рядом с вожделенным бутербродом. Коты, гаттара, переводица и Шмаков успели только один раз моргнуть, а котенок уже пережевывал остатки колбасы.
«Экколо л'императоре!» – вдохновенно сказала Сильвия. Дескать, не кот это вырастет, а настоящий кошачий император, потому что породу видно сразу.
Нужно ли говорить, что Шмаков в этот ночь спал плохо. Ему все казалось, что он не доделал какое-то важное дело. И даже бёдра переводчицы уже не смущали его в оставшиеся два дня. А перед самым отъездом он вернулся на площадь Арджентина и уговорил сеньору Вивиани отдать ему котенка. Так римский кошачий император Октавиан Август приехал в десятую квартиру.
Пока Шмаков рассказывал Ивану Силычу эту историю император царственно обходил окрестности. Он уже давно был не так подвижен и прыгуч – регулярная кормежка Нины Степановны Шмаковой давала о себе знать. Бока округлились, щеки раздулись, но и шерсть стала гораздо шелковистее с тех пор, как он всеми забытый прятался в римских катакомбах. Его назвали в честь римского императора. Это были честь и ответственность одновременно. А главное многое в жизни великого императора и кота совпадало. Октавиан был основателем Римской империи – кот был старшим в кошачьей империи Шмаковых. В честь императора назвали месяц август – в честь кота называли дачу Шмаковых под Коломной – «Вилла Августина». Октавиан Август был первым лицом римского Сената – без кота-его тезки в квартире Шмаковых не начиналась кошачья трапеза.
Осознание себя как царственной особы пришло к коту совсем недавно, хотя он мог бы почувствовать власть уже давно. Любой взмах его лапы подданные оценивали как особый жест. Любой «мур-р-р» кошачьего императора окружающие трактовали в зависимости от настроения либо как знак благосклонности, либо как намерение отправить всех восвояси и не мешать императорскому нежно дремотному состоянию. Уходить далеко от дома он не собирался – это была чисто краеведческая вылазка. Каждому же охота повнимательнее рассмотреть то место, где мы живем. Прогулка оказалась насыщенной. Октавиан Август познакомился с тайным окном в подвал, нашел заброшенное гнездо вороны, отобрал кусок колбасы у дворового пса и даже успел обнюхаться с кошкой Нюськой из соседнего дома. Ничего пикантного не было – на дворе конец ноября, холодно, неудобно, да и возраст у кошачьего императора уже не тот, чтоб вот так сходу устраивать кошачьи внебрачные связи.
– А если он не вернется? – с тревогой спросил технолог Шмаков Ивана Силыча.
– Подождем еще немного, коты тоже люди, нагуляется придет! – успокоил его Иван Силыч.
– Холодно на улице. – поежился Геннадий Петрович.
– А давай-ка, Гена, согреемся, – сказал Иван Силыч, доставая из-за пазухи маленькую фляжку чудесного армянского коньяка. – Мне доктор Хачатурянц прописал, – пояснил он. – От хандры и для заживления трещинки в кости. Доставай уже свой бутерброд!
Геннадий Петрович, стесняясь полез в карман за свертком. Он и не заметил, как сам только что проболтался про свою заначку. Иван Силыч хлебнул из горлышка, крякнул, занюхал куском колбасы и протянул фляжку соседу. Тот выдохнул и приложился к горлышку. Иван Силыч бросил взгляд на окно ненавистной третьей квартиры, жилища полоумной Изольды Леонидовны. В окне кто-то в этот момент нервно задернул занавеску.
Глава 12.
Марсельеза
Иногда даже самые банальные дела обдумываешь долго и внятно. А то, к чему действительно нужно хорошо подготовиться, делаешь сходу. Почему в то утро она не остановилась, Сима понять не могла.
Ирка широко открыла дверь и громко затянула «Отречемся от ста-а-арого ми-и-ира, отряхнём его прах с наших но-о-о-г!». С этими словами Ира упала в кресло и закинула ноги на подлокотник. Видимо, с этих прекрасных ног она и собиралась немедленно отряхнуть прах старой жизни. Известная артистка Серафима Московцева и не такие эскапады видела. В её театральном мире чувства выражали способами и более экзотичными, но её подруга артисткой вовсе не была. Наоборот, занималась какими-то серьезными финансами в мире большого бизнеса.
– Знаешь, почему я с утра пою «Марсельезу»? – Ирка налила себе бокал вина. – Собирайся. Мы завтра едем в Марсель! Билеты я купила, а на месте сориентируемся. Парлеву как-то так.
– Куда?!
– В Марсель, дорогая! Самое место, чтобы начать новую жизнь! Я развожусь с козлом Бочкиным, а тебе давно пора бросить Пронькина. Начнем новую жизнь в том самом месте, где сочинили этот вечный гимн новой жизни!
Новая жизнь началась неожиданно. Другие, как приличные люди уезжают на рождественские распродажи в красивую Европу: Прага, Рим, Рига… А Серафиму с подругой Иркой понесло в промышленный портовый Марсель. Пока летели с пересадкой в Мюнхене, Сима лихорадочно листала путеводитель.
– Что там смотреть!? Куда пойти!? Нефтепровод! Порт! Это же портовый город, с кем там общаться, Ира!
– Дорогая! Это город графа Монте-Кристо и буйабеса! Чего тебе еще надо? – сонно отвечала подруга. – Вино там прекрасное, потому что это Франция, а моряки и докеры – отличные мужики. Расслабься и получай удовольствие.
В этот момент пилот сказал, что самолёт попал в зону турбулентности и его начало трясти. Сима покрепче сжала подлокотники, будто это могло ее спасти от воздушной тряски.
По сути, она впервые поехала за границу просто так. Раньше все эти поездки были обязательно гастрольными. Концерты, встречи, поклонники. Было странно, что в аэропорту Марселя их никто не встречает, нет этой вечной суеты организаторов, как впрочем и артистического снобизма теперь тоже не было. «Все же забавно складывается жизнь, – подумала Сима. – Ирка жаждет новой жизни, она вечно вот так, бежит к приключениям, она для них создана. А я? Счастлива сама с собой, но вечно сносит меня в сторону. Сидела бы себе дома, пела бы в театре. Так нет же! Пара дней выходных, а я уже за тысячу километров. Или за две? Господи, где я?»
Марсель сначала показался городом-сутолокой. Даже в рабочий для французов день, на улицах было много праздно гуляющих. Европейцы, арабы, африканцы – город бурлил разноязыкой речью. В порту пахло рыбой и соленым морем. Плеск волн на мгновение отнес Симу в романтическую юность.
Вот так она когда-то впервые попала в Севастополь, к бабушке на каникулы. Пожалуй, это была её первая настоящая любовь. Он тоже был студент, и тоже приехал к родственникам, из Киева. Они познакомились случайно. Сима тогда купила новые туфли. Они ужасно натирали ногу. Ситуация была смешная, сначала она, конечно, изображала из себя красотку на подиуме. Шла по парку, улыбалась солнышку. И как будто нарочно старалась не замечать боли. Потом присела на скамейку, посмотреть, что же там за неудобство пощипывает в левой пятке и – о, ужас – увидела, что до крови растерла мозоль. Боль в этот момент показалась совсем сильной. На глаза выступили слезы. Обидно было очень. А Славка в этот момент проходил мимо. Высокий, белокурый принц без белого коня. Под мышкой нёс здоровенный том «Будденброков» Томаса Манна. Славка вроде просто так спросил: «Что случилось?», ни на что особенно не надеясь. А она, дуреха, разревелась в ответ, показывая на злополучную мозоль. Он, казалось, расстроился больше, чем она сама. Суетился, как мамочка. Бросил свою книжку и побежал за мороженым. Ну, что нужно несчастной принцессе? Ванильное эскимо, парочка смешных анекдотов, забота, внимание и влюбленный взгляд голубых глаз прекрасного принца. Они болтали до вечера, а потом он, так и забыв «Будденброков» на скамейке, просто взял ее на руки и понес домой. Когда она рассказывала подружкам про этот случай – никто не верил! Славка нес ее на руках, она держала злополучные туфли и нисколько не стеснялась. А почему бы и нет? Разве не так поступают благородные рыцари, когда у принцессы случается неприятность с хрустальной туфелькой? Хорошо еще, что в ту пору она была миниатюрной красавицей. Нынешняя комплекция Симы была хороша не для субтильных принцев, а для здоровых богатырей, да и то она сомневалась, что кто-то смог бы ее унести далеко. Жалея Славку, она, кстати, несколько раз просила его остановиться, сначала ей захотелось еще мороженого, а потом воды. Потом они встречались постоянно на набережной и плеск волн навсегда связался у нее с принцем Славкой. Каникулы прошли, он уехал в Киев, она в Москву. Целовались они последние два дня. Любовь была чистой и непорочной. Сначала, конечно, перезванивались, переписывались, а потом постепенно, потихоньку, принц и принцесса растворились в сгущающемся тумане воспоминаний. Где, интересно, теперь этот белокурый Славка?
